Сергей прислушался к себе и честно заявил, что подобных ощущений он в своем организме не наблюдает.
– Вот поэтому я и думаю, что мы опускаемся, а не падаем, – с удовлетворением заявил Александр.
– Хорошо, если так, – в очередной раз вздохнул сержант. – А как мы узнаем, что уже на Земле? Ведь не видно же ни хрена.
– Ты забыл, что капитан Грапп рассказывал? Люк, по идее, должен автоматически открыться.
– Да помню я. Просто молчать больно муторно. Когда говоришь, вроде как легче становится… А жалко Граппа – хороший был мужик, что ни говори. – И, подумав, добавил: – И всех остальных на "Невредимом" тоже жалко.
– Ты же думал, что нам специально это все подстроили, а теперь жалеешь?
– Думал… Мало ли что я думал! Теперь вот не думаю.
Десять парашютов (по два на модуль) бесшумно плыли сквозь ночь, приближаясь к земле.
– Товарищ лейтенант, смотрите, звезды…
Велга поднял голову. Сквозь распахнутый люк откуда-то из невообразимого далека ему слабо мигала парочка тусклых звезд. "А ведь я там был, – подумал он, расстегивая привязные ремни. – И оказалось, это вовсе не так уж далеко. Летают разумные. Дело техники всего лишь. Интересно, где это мы очутились?" Он попытался припомнить положение корабля относительно Земли на время катастрофы и быстро понял, что это бесполезно: невозможно вспомнить то, чего просто не знаешь.
– Ладно, товарищ лейтенант! – как бы прочтя его мысли, подмигнул Александру Вешняк. – Самое главное – мы на твердой земле, значит, как-нибудь разберемся. Разрешите разведать обстановочку вокруг?
– Пока только визуально, – разрешил Велга и потянулся за своим автоматом. – Ты первый, я за тобой.
Снаружи оказалось довольно тепло. Они стояли на покатом корпусе модуля, настороженно вглядываясь в сомкнувшуюся вокруг них ночную тьму, втягивали широко раздувшимися ноздрями долгожданный сухой воздух Земли и никак не могли понять, рады они возвращению домой или не очень. Как-то сразу стало совершенно ясно, что дом этот слишком огромен и в нем не так уж много найдется уголков, где такие люди, как они, могли бы чувствовать себя в полной безопасности.
Эта ночь была безлунной.
Какая-то полупрозрачная кисея равномерно затянула небо, и сквозь нее то здесь, то там просвечивали редкие звезды, так что нельзя было разобрать ни одного знакомого созвездия.
– Что за черт… – пробормотал Вешняк, задирая голову в зенит и придерживая рукой пилотку. – На облака вроде не похоже.
– Небо как небо, – пожал плечами Александр. – Мутноватое, правда… Интересно, где наши? Ни хрена не видать.
– Мутное небо… – саркастически хмыкнул сер-жант. – Мы же не в городе. С чего бы это ему быть мутным?
– Может, дым? Чуешь, гарью пахнет?
– Чую. Только гарь-то старая. То, что здесь горело, давно головешками стало. Что будем делать, товарищ лейтенант, кричать или стрелять?
– Ждать. Сейчас лето, значит, скоро рассветет. А ночью без луны да по незнакомой местности… только ноги ломать. Э, гляди-ка, Сергей, видишь?
Где-то далеко впереди вспыхнул и погас вертикальный луч мощного фонаря. И снова вспыхнул. И снова погас. Короткие и длинные лучи перемежались в определенной последовательности.
– Азбука Морзе! – воскликнул Александр. – Это наши! А ну-ка… Так… тра: что за черт… а! Ж-д-е-м у-т-р-а, ж-д-е-м у-т-р-а, ж-д-е-м у-т-р-а. Опять то же самое. Ну и правильно, мы тоже ждем… Что?
– Возьмите, товарищ лейтенант. – Пока он читал послание, Вешняк успел слазить вниз, в кабину модуля, и теперь протягивал Александру фонарь из аварийного запаса. – Ответить бы надо.
– Давай. – Велга принял фонарь, подумал, что-то припоминая, и замигал в небо: "Понял вас. Понял вас. Понял вас". В ответ получил: "Видим. Рады. Ждем утра. Конец связи" и выключил фонарь.
Они уселись возле открытого люка. Со всех сторон окружающая их ночь родной планеты казалась гораздо более враждебной, чем слабое перемигивание лампочек на мини-пульте в кабине аварийного модуля, созданного чужим разумом и чужими руками.
Сергей Вешняк оперся на локоть, принимая полулежачее положение, привычно похлопал себя по карманам гимнастерки и тяжело вздохнул. Курево кончилось давно и у всех.
– Давно хотел вам сказать, товарищ лейтенант, – кашлянул он, – да все как-то не с руки было.
– Что именно?
– Да вот насчет Милосердия Бога этого ихнего…
– А что такое?
– Да ведь… это… сломалась штука-то.
– Как это сломалась? Что ты плетешь?
– И вовсе я не плету, – слегка обиделся сержант. – Давно уже сломалась. Аккурат как мы "спасательную планету" покинули. Я говорить не хотел, чтобы наших сварогов не расстраивать. Да и нам так лучше, а то еще неизвестно, чем бы все кончилось.
– А ну покажи, – потребовал Велга. Вешняк вздохнул, сопя, полез в вещмешок и достал оттуда завернутую в тряпицу драгоценную пирамидку.
– Смотрите сами.
Милосердие Бога было мертво.
Исчезло теплое желто-оранжевое свечение. Растворились и пропали дивные цветные тени в глубине.
Лейтенант держал на ладони четырехгранную пирамидку из неизвестного материала. Темную и холодную.
– Сдохла, – с сожалением в голосе сказал Веш-няк. – Я же говорил.
– М-да. Действительно. Жалко, однако. Хоть нам вроде и все равно, а все равно жалко. А, Сережа?
– И не говорите. Я как заметил, так сердце прямо кровью облилось, как будто у меня дружка близкого убили. Но делать-то нечего – терпел, молчал…
– Ты молодец, – печально похвалил его Александр и протянул сержанту мертвое Милосердие назад. – Возьми, спрячь. Может, еще и пригодится на что-нибудь.