– Скажи, Хельмут, – обратился он к Дитцу, – ты член национал-социалистической партии?
– Нет, – покачал головой обер-лейтенант. – У нас во взводе нет нацистов. Да и в роте тоже. Пойми, Саша, мы – вермахт, а не СС, и воюем потому, что нам так приказали. А ты коммунист?
– Нет, – отчего-то смутился Велга, – только комсомолец. Я думал об этом, но все считал, что мне еще рановато вступать в партию, не заслужил. Хотя мне и предлагали.
– Не заслужил: – задумчиво повторил Дитц, внимательно и как-то оценивающе посмотрел на Александра и вдруг, улыбнувшись, хлопнул его по плечу. – И не вступай – мой тебе совет. Мне тоже предлагали. Но лучшая партия, как говаривал мой отец, это партия собственной головы и сердца – они никогда не обманут.
Отряд шел весь день.
Длину пройденного пути можно было только приблизительно определить по часам, потому что здесь, под землей, понятие "день" утрачивало свое прямое значение.
Они спускались вниз и поднимались вверх; сворачивали в неведомые боковые проходы и тоннели; ползли на четвереньках; протискивались боком; шли по колено и по пояс в ледяной и горячей воде; скользили по гладкой стекловидной поверхности какой-то вулканической породы. Оранжевый свет смоляных факелов плясал на причудливых сталагмитах и сталактитах, и Велгу порой посещала неуютная мысль о том, что с ними будет, если Митга, к примеру, заблудится.
Но проводник вел их уверенно, и до вечера они сделали остановку только один раз – поесть и перекурить.
Во время перекура один из молодых сварогов, с изумлением наблюдавший за людьми, пускающими изо рта клубы дыма, выразил желание попробовать самому. Петр Онищенко, благодушно усмехаясь, протянул ему самокрутку из крепчайшего самосада, и дело кончилось тем, что беднягу пришлось сначала приводить в чувство (он потерял сознание), а потом некоторое время поддерживать при движении с двух сторон – самостоятельно идти он не мог.
– Это называется табак, – объяснил Дитц хмурому Митте, которому явно не понравилось случившееся.
Легкий наркотик Мы, люди, к нему привыкли, а ваш человек попробовал в первый раз – и вот результат… Конечно, можно было предвидеть такую реакцию, но он сам захотел, а мы боялись его обидеть своим отказом.
Через некоторое время молодой сварог окончательно пришел в себя, и Митта успокоился.
На ночлег устроились в круглом, удивительно красивом и уютном пещерном зале с теплым каменным полом – тепло шло откуда-то снизу то ли от горячих источников, то ли от какой-то глубинной вулканической деятельности.
Двое молодых сварогов, оставленных далеко позади в качестве разведчиков и с целью обнаружения возможной погони, вернулись и доложили, что никаких при– знаков погони не обнаружили – то ли звездные заплутали, то ли вообще еще не знали, куда делся неуловимый отряд.
Карссу не пришлось будить Первого министра – тот не спал.
Как ни странно, на этот раз старший советник практически не испытывал страха ни перед самой ситуацией, ни перед Первым министром, ни даже перед гневом Императора. То есть вначале, когда секретарь выплеснул на него, как ведро холодной воды, эту ошеломляющую новость, Карсс, разумеется, испугался. Но чуть позже, в туалете, приводя себя в порядок после недолгого и болезненного сна, неожиданно понял, что теперь его прошлые промахи и ошибки как бы отошли в сторону и назад, а на авансцену, так сказать, шагнула принцесса Стана.
Вернее, не она сама, а ее отсутствие и даже, как ни прискорбно это осознавать, весьма возможная гибель.
Да. Если – не приведи господь! – принцесса Стана погибла, то тут уж у всех полетят головы, включая, вполне вероятно, и самого Первого. А в хорошей компании лишаться головы как-то веселее, и опять же возрастает вероятность того, что гнев Императора минует именно тебя.
– Я уже все знаю, господин Первый министр! – с порога сообщил Карсс, уверенно прошел в кабинет и сел напротив начальства.
На начальство было больно смотреть.
За те несколько часов, что они не виделись, Первый министр, казалось, постарел как минимум на десяток-полтора лет. Мешки под глазами – и раньше весьма заметные – еще увеличились и отяжелели, налившись пугающе мертвенной синевой, лоб и дряблые щеки прорезали новые резкие морщины, руки заметно дрожали, и только глаза… Да, глаза у Первого министра оставались прежними, и Карсс, как ни старался, не смог в них заметить ни толики неуверенности и ни тени страха. Покрасневшие и усталые, эти глаза все так же пронзительно и твердо глядели на старшего советника.
– Мы бы давно проплавили лазером в завале тоннель, – поспешно начал Карсс, не дожидаясь вопроса Первого, – но боимся повредить тела. Сами понимаете, кто-нибудь может оказаться еще жив. Принцесса в том числе. Приходится разбирать вручную. Уже нашли четверых – все мертвы.
– Сколько это займет времени?
– До рассвета провозимся.
– Что еще можно сделать?
– Продолжать глобальный поиск землян. Не исключено, что принцесса жива и, допустим, находится у них в плену.
– Ну, знаете, это уже совсем из области фантастики, – пробурчал Первый министр, однако было видно, что ему очень хочется в это верить.
– Теоретически такое вполне возможно.
– Теоретически…
– Мы обязаны предусмотреть любую возможность.
– Да, вы правы. Так что там с поиском отряда землян?
– К сожалению, пока ничего. Нам катастрофически не везет, как вы сами недавно изволили заметить. К тому же ночь и дождь резко уменьшают шансы. Но утром, надеюсь…
– Послушайте, Карсс, вы уже прикидывали план действий на тот случай, если ваши фантастические предположения, что принцесса Стана жива и в плену у землян, окажутся верными?